Тени исчезают в прошлом (СИ) - Страница 51


К оглавлению

51

— Знаете, эта разница во времени, перелет… В общем, я чувствую себя совершенно разбитой. Днем сплю, а ночью буду слоняться, как лунатик, — обезоруживающе рассмеялась она.

— Сочувствую, — понимающе покачал головой Вовка.

— Так что в конце концов произошло? — спросила Ольга, вытаскивая джезву и початую пачку кофе. — Я пока вас ждала, пыталась дозвониться до Поли, но она, как назло, не брала телефон. Оставила ей сообщение, однако пока — ни ответа, ни привета.

— Дело в том, что в квартире Колобовой два дня назад была тяжело ранена Куприянова Елена Сергеевна. У нас есть все основания считать, что преступник выстрелил в нее по ошибке, приняв за Полину.

— Стоп, стоп, — удивленно перебила его Ольга, — но Полю и Лену невозможно перепутать. Они совершенно не похожи друг на друга. Знаете, говорят же, что противоположности притягиваются. Так вот это про них. Они как солнце и луна. Ленка — яркая, дерзкая, смелая, а Полинка скромная, невзрачная, но до одури добрая. И потом у Ленки же рыжие длинные волосы.

— Однако, стрелявший не видел Елену в лицо, стрелял в спину, а на голове у нее в тот момент была надета шапка.

— Ну и ну! Но кому вдруг понадобилось убивать Колобка? Она ведь и мухи не обидит! — изумление его собеседницы было настолько искренним, что Вовка в который раз убедился, что здесь он появился совершенно напрасно — никакой новой или полезной информации Сабурова не даст. Опять та же самая, набившая оскомину, песня: «добрая, скромная, милая…» Черт бы побрал Королева с его интуицией. Сейчас бы уже сидел дома и наворачивал Катькин плов!

— Именно это мы и должны выяснить.

Ольга разлила кофе в чашки и поставила на стол сахарницу, плетенку с печеньем и небольшую стеклянную пепельницу с надписью «Нью-Йорк».

— Угощайтесь, — сказала она. — Вы курите?

Емельяненко кивнул.

— Вот и я тоже никак не могу бросить. Пейте кофе!

— Спасибо, Ольга Львовна. А вы давно знакомы с Полиной Тимофеевной?

Она достала из пачки сигарету, прикурила и покачала головой:

— Да сколько себя помню. Мы же живем рядом, в одном дворе выросли. Поля всегда была очень простой и открытой девчонкой. Жили они с мамой скромно, если не сказать бедно. Потом тетя Нина умерла, и Колобок осталась совсем одна. Правда, у нее всегда были мы с Ленкой. Но вскоре я вышла замуж и уехала.

— А почему вернулись? — спросил Вовка и заметил, как взгляд Ольги вдруг стал каким-то колючим и недобрым.

— Развелась. Это имеет отношение к делу? Если нет, то я бы не хотела обсуждать свою личную жизнь.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился он. — Скажите, а Полина вам что-нибудь говорила о том, что ей угрожают?

— Нет, ничего, — пожала плечами Ольга. Она немного помолчала, а потом грустно продолжала:

— Знаете, мне кажется, что в последнее время мы как-то отдалились друг от друга. Расстояние между людьми, как правило, пробивает бреши в отношениях, как ни печально это признавать. Я почти ничего не знаю о сегодняшней жизни Полины и Лены.

— Но ведь именно они встречали вас, когда вы вернулись в Москву.

— Да, но тем не менее, я боюсь, что пользы от меня будет мало, — она обезоруживающе улыбнулась. — Мы мило посидели в тот вечер. Болтали, что называется, ни о чем. Вспоминали детство. Но разговора о том, что Колобовой кто-то угрожает, не было. И вообще, мне кажется, что все это какой-то бред. Колобова и угрозы, это как снег в июле — абсурдно и противоестественно. Кстати, вы не знаете, как себя чувствует Ленка?

— Я в больнице не был, но мой коллега сегодня утром навещал ее и сказал, что все будет хорошо. Опасности для жизни нет.

— Слава Богу! Обязательно навещу ее. Но Полька — просто партизанка! Ведь ничего мне не сказала! — покачала она головой.

— Ну, спасибо, вам, Ольга Львовна, что согласились побеседовать со мной, — Емельяненко встал и пошел в прихожую. Дверь в спальню была приоткрыта, и он мимоходом заглянул туда. То, что он успел заметить всего за долю секунды, вызвало легкое недоумение.

— Была рада помочь, — сказала хозяйка, поправляя выбившиеся из-под заколки волосы. — До свидания, Владимир Романович.

«Очень любопытно!» — подумал Емельяненко, когда дверь бесшумно закрылась.

IV

— Доброе утро, тетя Паша! — приветливо поздоровалась Светлана с уборщицей. — Веста, осторожно! — слегка прикрикнула она на рыжую, длинную, как трамвай, таксу с коротенькими лапками и веселыми озорными глазками, которая при виде знакомой до предела натянула поводок. При этом толстенький хвостик от радости так ходил ходуном, что казалось, еще чуть-чуть, и он просто отвалится.

— Здравствуй, дорогая! Как живешь? — и Паша отставила швабру, сняла перчатки и наклонилась, чтобы слегка потрепать рыжие уши-лопухи. — Гулять идешь? Почему так рано? В такой время спят люди еще, это я лестница мыть нада, а ты почему? — обратилась она к Светлане.

Пожилую уборщицу-таджичку звали Пахта, но все жители дома называли ее на русский манер тетей Пашей. Работала Паша уже много лет — добросовестно мела и мыла подъезды. На нее вполне можно было оставить собаку или кошку, а можно было попросить поливать цветы во время отсутствия хозяев или вытаскивать почту. Услугами тихой, застенчивой и очень честной женщины с темными, как ночь, миндалевидными глазами, пользовались почти все жильцы. Обитала тетя Паша во втором подъезде на первом этаже в тесной комнатушке с одним маленьким оконцем и топчаном, но считала себя очень везучей. На родине в Таджикистане проживала ее многочисленная родня: старенькая мама, пятеро дочерей и восемь внуков. В Москве зацепиться удалось только ей и ее младшему брату Файзуллоху, который работал дворником в соседнем дворе. Вот они вдвоем и кормили всех; отсылали каждый месяц почти все заработанное детям и внукам и брались за любую работу. Тетю Пашу любили и считали уже какой-то неотъемлемой частью жизни дома. А на прошедшее Восьмое марта добровольцы скинулись и подарили тете Паше маленькую портативную печку. Она радовалась подарку, как ребенок и в тот же день напекла для всех жильцов «Нони равгани» — настоящих таджикских лепешек с кунжутом.

51