Вся сегодняшняя пятиминутка была сегодня посвящена его недавней поездке в Питер. «Интересно, почему совещание, которое имеет обыкновение затягиваться на час, а то и на два, так наивно именуется „пятиминуткой?“» — с тоской думал Митька, слушая прения коллег «о перспективах будущего плодотворного сотрудничества и дальнейших шагах в интересах развития фирмы». Воронцов был на сто процентов уверен, что никакие разговоры, даже самые умные и красивые, не смогут сделать эти самые пресловутые «шаги», если просто сидеть на жопе и трепать языком. А потому, отчитавшись в самом начале, он как-то сразу потерял всякий интерес к происходящему, уселся в углу и достал блокнот. К концу собрания там были нарисованы почти все представители животного мира, изобразить которые была способна «богатая» фантазия Дмитрия Воронцова: кривобокий зайчик, жующий пестицидную морковку, которая была больше него раза в три; медведь, судя по сильно выпирающему животу, страдающий запущенной стадией рахита; грустная горбатая лошадь, жующая одинокую ромашку и даже пингвин. Последний вышел абсолютно непохожим на пингвина, а посему Воронцов для пущей убедительности, сделал соответствующую подпись. Наконец, генеральный встал:
— Всем хорошего дня!
В дверях моментально образовалась пробка — все уже истосковались по кофе, сигаретам и — куда же без них-то! — телефонам и планшетам. Воронцов тоже стал протискиваться к выходу, как вдруг на его плечо легла тяжелая пятерня.
— Митька, поздравляю, ты молоток! — услышал он рядом с ухом приглушенный голос Петьки Громова.
— Да ладно тебе, первый раз что ли? Обыкновенная поездка, рядовая, можно сказать.
Громов ухмыльнулся:
— При чем тут твоя поездка-то? Я про вас с Мирошиной.
Воронцов удивленно посмотрел на товарища:
— Не понял, ты о чем?
— Ну, ты даешь, дружище! Или ты свадьбу решил зажать?
Митька начал раздражаться. Мало того, что шеф почти два часа мозги совокуплял, так еще и Громов туда же.
— Петя, — сказал он голосом, который не предвещал ничего хорошего, — Либо ты объясняешь мне, что все это значит, либо я просто ухожу — я курить хочу так, что у меня уже уши закладывает!
— Так пошли вместе.
Наконец, они вышли из душного помещения. Возле блестящей никелированной урны, больше похожей на космическую капсулу в миниатюре, уже собралась довольно внушительная толпа: девушки, в туфлях на каблуках, строгих узких юбках и легких блузках, которым галантные кавалеры уже отдали свои пиджаки. Сами же кавалеры харахорились и делали вид, что совсем не мерзнут — весна как-никак! Все, как один, с картонными стаканчиками с кофе в одной руке, и сигаретами в другой. Митька встал несколько в стороне от этой компании и закурил. Пару раз он поймал на себе любопытные взгляды и двусмысленные улыбки. Он дернул Громова за пустой рукав куртки, накинутой на плечи.
— Ну, давай, повествуй, что за свадьба? Почему на меня все так странно смотрят?
— Митька, а ты точно не прикидываешься? Без тебя тебя женили, что ли? — недоверчиво спросил тот, — Диана твоя уже всему офису объявила, что в самом скором времени она станет госпожой Воронцовой. И даже, по-моему, интересовалась ценами на квартиры где-то в Крылатском. Вы что, переезжаете?
Если бы Громов вдруг объявил, что в их офисе с завтрашнего дня открывается секретная лаборатория по выращиванию пасленовых на пятом спутнике Юпитера, Митька не удивился бы так сильно. Он машинально стряхнул пепел и попал прямо на лакированные ботинки Громова. Тот недовольно переступил с ноги на ногу.
— Ты, давай, жених, поаккуратнее! Эти шузы знаешь, сколько стоят? «Барракуда», между прочим!
Но Воронцову сейчас было не «Барракуды».
— А где она сейчас, не знаешь, случайно? Почему ее на летучке не было?
Петька пожал кожаными плечами:
— Так ее генеральный с самого утра с какими-то бумагами в министерство зарядил. Но мне казалось, что это ты должен знать, где твоя невеста, а не я. Вы же вместе приехали.
— Ну, да, приехали, — сквозь зубы ответил Митька, щелчком отбросил сигарету, и, не дожидаясь Громова, вошел в двери.
Пару лет назад шеф, проработавший семь лет где-то то ли в Лос-Анджелесе, то ли в Сан-Диего, настоял на генеральной переделке помещения. Теперь здесь все было устроено в духе времени, так сказать «по-калифорнийски»: прозрачные будки-клетки, новенькие компьютеры, кондиционеры, автоматы с кофе и чипсами, и, конечно же, видеокамеры, которые своими красными подмигивающими глазками каждую секунду напоминали сотрудникам о том, что невидимая рука начальства в любой момент может высунуться из-за угла и влепить подзатыльник за безделье, лишить премии, или попросту дать пинка под зад. Никогда Воронцову этот «американский ремонт» не был так противен, как сегодня. Ему просто никогда не было до него никакого дела. Он всегда делал свою работу с удовольствием, и, погружаясь в очередную программу, не замечал ни прозрачных стеклянных стен, ни трезвона телефонов, ни коллег, которые, несмотря на хитроумные камеры-шпионы, умудрялись-таки целыми днями безнаказанно висеть в «Одноклассниках» или «В Контакте».
Воронцов сидел в своей будке, уставившись на экран компьютера, на котором в хаотичном беспорядке плавали желто-красные рыбки с равнодушно-выпученными глазами, лениво помахивая шелковыми хвостами. В какой-то момент он тоже почувствовал себя такой же рыбкой, которую помимо ее воли посадили в тесный аквариум, где теперь на нее могут пялиться все, кому не лень. Проходящие мимо офисные девушки делали «понимающее» лицо и многозначительно улыбались, мужики преувеличенно невозмутимо интересовались «как жизнь» или предлагали пойти вместе пообедать. Видимо, Громов уже успел поделиться с коллективом потрясающей новостью. В воздухе ощутимо запахло скандалом.