— Хорошо. Я тебе верю. Будь осторожен, пока!
Макс, не дожидаясь зеленого, нажал на газ и вылетел на перекресток.
Все. Захлопнулась дверь в ее прошлую жизнь. На тумбочке лежали ключи, оставленные Денисом. На прощание он приобнял ее, нежно поцеловал в щеку и пообещал, что уже завтра все устроит по поводу расторжения договора. Все закончилось.
Полина прошла на кухню, составила чашки в раковину и обессиленно опустилась на стул. Перед закрытыми глазами метались черные мошки, а сердце стучало гулко и неровно. Хорошо еще, что она не стала пить кофе, а незаметно для Дениса, вылила его в раковину. Надо позвонить Митьке. Она повертела в руках выключенный телефон, но в этот момент кто-то настойчиво позвонил в дверь.
— Ну, Воронцов, какой же ты нетерпеливый! — засмеялась Полина и повернула замок.
— Здравствуй, Полина! Прости, что беспокою тебя в такой неурочный час, но у меня к тебе просьба!
На пороге стояла ее соседка Зоя Егоровна Косилец. Завернутая в неизменный «царский» халат с павлинами она, не дожидаясь приглашения, влетела в квартиру и устремилась на кухню. Полина, недоумевая, прошла за ней.
— Что случилось, Зоя Егоровна? Вы хорошо себя чувствуете?
— Хорошо?! Даже не спрашивай! Лучше поинтересуйся, что творится у нас в подъезде! — она плюхнулась на стул, и павлины возмущенно разметали распущенные хвосты.
Косилец схватила графин, стоящий на столе, налила себе полный стакан воды и выпила ее залпом.
— А что именно у нас происходит?
— Эти Новоселовы опять гуляют! Представляешь, я своими глазами видела, как к ним в квартиру завалилась целая толпа народу! Опять эти танцы, песни, вопли! Боже, когда все это закончится?!
Она страдальчески заломила руки, а ее черные нарисованные брови сошлись плаксивым домиком.
Полина постаралась скрыть улыбку. Лично ей всегда была глубоко симпатична эта молодая семья. Шумные компании у них собирались не так уж и часто, к тому же все ребята, приходившие к ним в гости, вели себя вежливо и корректно.
— Зоя Егоровна, успокойтесь! — сказала она мягко, — Ничего страшного. Наверное, Гриша или Надюша празднуют день рождения, вот и позвали гостей. В конце концов, еще не поздно, да и пятница сегодня. Пусть молодежь повеселится.
— И ты туда же?! Ну, конечно, тебе все как с гуся вода, тебе-то ничего здесь не слышно, — Косилец обиженно поджала губы. — А вот я каждый раз после таких гулянок просыпаюсь с головной болью. Как ты не понимаешь, этот шум засоряет чакры. А по чакрам устремлена моя прана.
— А что такое «прана»? — оторопев, спросила Полина.
— Прана, деточка, это жизненная энергия. Тот самый источник, из которого мы черпаем свои силы. Ну да тебе не понять, — махнула она рукой.
«Не понять!» — поддакнули павлины.
— Хорошо, Зоя Егоровна, я вас услышала, — успокаивающе проговорила Полина. — Но что я-то могу сделать? Чем я могу вам помочь в этой ситуации? Чакры я чистить не умею, «прану» пополнить или исправить, — тоже, я всего лишь медсестра, а не буддийский гуру.
— Вот только не надо сарказма! Я пришла к тебе не для того, чтобы выслушивать твои насмешки, а чтобы ты подписала гневное письмо!
— Какое? Гневное? — переспросила Полина.
— Именно! — с мрачным торжеством подтвердила Косилец. — Необходимо потребовать, чтобы этих хулиганов поставили на место правоохранительные органы. Я недавно была в нашем отделении милиции…
— Полиции, — робко поправила ее Полина.
— Неважно, — отмахнулась Зоя Егоровна, — И там мне сказали, что необходимо написать прошение, под которым подпишется большинство жильцов. Вот оно!
Она выудила из глубокого кармана свернутый пополам белый лист бумаги. Заявление на имя начальника полиции, некоего господина Сидорчука, было написано крупным размашистым почерком:
...Уважаемый Василий Савельевич!
Все то время, пока в нашем доме в квартире номер сто четырнадцать проживает молодая семья Новоселовых, я нахожусь в состоянии крайнего нервного напряжения. Дело в том, что они регулярно собирают у себя собутыльников, несмотря на время суток и устраивают попойки с оглушительной музыкой, сопровождаемые криками и матерной разговорчивостью, указывающей на отвратительное воспитание. От этого слишком громкого и вульгарного шума я каждый раз получаю новую болезненную порцию телесных и душевных терзаний. Как человек тонкой душевной организации я не могу не чувствовать всю глубину их нравственного и морального падения, и мои переживания по этому поводу — это настоящий признак апокалипсиса под личиной инфаркта. Находясь в состоянии столь сильной экзальтации, я прошу Вас принять меры по выселению вышеуказанных нарушителей общественного порядка из нашего дома.
Надеюсь на понимание и сочувствие, Зоя Егоровна Косилец.
Ниже подписались согласные со мной соседи
После этих слов стояло всего две подписи.
Полина изо всех сил старалась сдержать рвущийся наружу смех. Она свернула «гневное письмо» и протянула его Косилец.
— И кто же уже подписался, Зоя Егоровна? Кроме вас, я имею в виду.
— Баба Тома из сто первой, — независимо отвечала она. — Удивительно, насколько люди стали безразличны к терзаниям своих ближних! Господи, и за что мне все это? — она закатила глаза.
— Значит, если я правильно понимаю, все остальные отказались?
— Да. Вот оно, равнодушие. Но ты-то подпишешь, я надеюсь? — встревоженно спросила Косилец.
Полина присела напротив.
— Послушайте, Зоя Егоровна. Я ни в коем случае не сомневаюсь, что вы человек утонченный и трепетный.