«Я даже знаю, куда она так спешила. Пока я наслаждался бифштексом, жалел себя любимого и проклинал ее и вместе с ней заодно всех баб скопом, она лежала здесь, в этом пятиметровом коридоре в луже крови. И ей наверняка было очень больно и страшно», — мрачно подумал Макс и стиснул зубы так, что они заскрипели.
— Может еще что-нибудь? — спросил Емельяненко.
— Думаю, нет, я даже уверен, что работал не профессионал. Те обычно стреляют в голову и осечек, как в нашем случае, не допускают. Словом, доводят начатое до логичного, то бишь, до фатального финала.
— Согласен. А пальцы?
— Отпечатков много, надо обкатать жильцов и уже потом вычислять неизвестные. Посмотрю пулю, но не обольщайтесь. Сейчас даже первокласснику известно, что на такое дело надо идти в перчатках.
— Ясно. Это все?
— Пока да. Я, конечно, поработаю с письмом и картой. Может что-нибудь и нарою для вас, ребятки.
— Что за письмо? — вскинулся Королев.
Емельяненко презрительно хмыкнул:
— Пока некоторые на улице прогулку прогуливали, мы тут, между прочим, делом занимались. В сумочке у Куприяновой мы нашли очень интересную записку с угрозами, а еще там лежала карта памяти из телефона, где, кроме всего прочего, записан занимательный монолог, в котором некто обещает абоненту скорую и лютую смерть.
— Охренеть! — кратко резюмировал Макс, — Все страньше и страньше…
Погодин щелкнул замками и Королев подал ему руку, чтобы помочь встать.
— Э, нет, молодой человек, я еще не совсем старик, на ноги встать и сам смогу, — оскорбился Лев Валентинович. — Ладно, мне здесь делать больше нечего, поеду я.
— Может, вас подвезти?
— Нет, Максим Викторович, сегодня я и сам на колесах. Ты же меня из дома выдернул, — проворчал он, надевая дубленку и нахлобучивая меховую шапку на самые глаза. — Спешу напомнить, что такса моя за незапланированный вызов и испорченный вечер остается прежней — бутылка хорошего виски. Честь имею!
Когда за Погодиным захлопнулась дверь, Емельяненко и Макс прошли на тесную, но довольно уютную, кухню, где Машков с недовольным выражением на лице заканчивал писать протокол осмотра места преступления.
— Поздравляю вас, господа сыщики, с очередным глухарем! — язвительно проговорил он. — Ладно, я свою работу сделал. Жду результатов.
Машков собрал бумаги в папку и, не попрощавшись, вышел. Королев и Емельяненко многозначительно переглянулись: мол, нахлебаемся мы еще с этим занудой. На пороге материализовался Ромка Егоров.
— К вам можно?
— Давай, заползай, — вяло отозвался Вовка, — Может тоже что дельное скажешь.
— Итак, что мы имеем? — начал Вовка, пристраиваясь на узком подоконнике. — Жили были две подружки. В последнее время кому-то из них, пока не уточняем кому именно, стали приходить некие послания с «наилучшими пожеланиями». Подруга по имени Елена обращается к тебе, — он ткнул Максу в живот своим пальцем, — Чтобы ты им помог. Но в тот же вечер «доброжелатель» от угроз переходит к делу и — пух! — стреляет ей в спину.
— Слушай, а ты не мог бы без лирики! Меня твои литературные экзерсисы просто из себя выводят! — с нескрываемым раздражением сказал Королев.
— Надо же, какие мы нежные, кто бы мог подумать! Что ты так завелся-то? И вообще, я не понимаю, она тебе кто? Жена? Сватья? — повысив голос, возмутился Вовка. Макс заметил недоуменный взгляд Егорова.
— Никто она мне! — смутившись, буркнул он, — Извини, просто устал страшно.
— Ладно, проехали. Но в принципе-то ты согласен?
Макс молча кивнул.
— Мутно все как-то, — вставил Ромка. — Надо срочно побеседовать с… — он на секунду замялся, отыскивая в бумагах нужное имя, — с Колобовой Полиной Тимофеевной. Интересно, кого именно хотели убить-то? Кстати, ей бы уже пора приехать. Да и по квартирам надо бы пробежать. Шансы, конечно, невелики, но вдруг кто-нибудь заметил стрелка.
В этот момент в кухню вошла девушка. У нее было заплаканное, припухшее от слез, и какое-то очень детское лицо; в широко раскрытых глазах застыли растерянность и испуг. Серое пальто с мокрым меховым воротником было распахнуто, и из-под него торчал белый халат. Руки судорожно сжимали шапку и перчатки с наивными цветными помпончиками.
— Здравствуйте, я — Полина. Что с Ленкой? — глухим, охрипшим голосом спросила она.
— Это началась пару недель назад. Вернувшись с работы, я нашла в ящике плотный белый конверт. Мне показалось странным, что на нем не было ни моего адреса, ни адреса отправителя, — Полина неподвижно сидела в кухне на табуретке, закрыв глаза, откинувшись к стене, и говорила бесцветным, лишенным всякой окраски, голосом. Пальто было сброшено тут же, в угол. Оно топорщилось колом, а сверху торчал взъерошенный рыжий воротник. После того, как она узнала о том, что случилось с Еленой, она почему-то сразу перестала плакать, как будто страх и горе разом высушили слезы. Макс сидел напротив. Вовка Емельяненко и Ромка ушли по соседям, а он остался здесь. Очень хотелось достать сигареты, но видно было, что хозяйка не курит, даже пепельницы нигде не было видно.
— Вы говорите о том письме, что было обнаружено у Елены в сумке? — и он по памяти процитировал текст.
Полина с трудом открыла глаза и посмотрела, но не на Королева, а как бы сквозь него:
— Нет, это подкинули уже позже, а первое я выбросила, подумала, что это чья-то глупая шутка или ошибка.
— Вы помните, что в нем было?
— Помню. Там было напечатано, что я грязная сука, и что я еще пожалею о том, что родилась.