Тени исчезают в прошлом (СИ) - Страница 73

— Твою мать! — громко выругался Митька. Две девчушки лет четырнадцати с одинаковыми розово-желтыми рюкзаками за спинами испуганно шарахнулись в сторону от его машины, которую он приткнул возле подъезда.

Воронцов неловко вытянул с заднего сидения свою коробку и ногой захлопнул дверь.

— Привет! Ты?.. — услышал он сзади себя и обернулся.

Перед ним почти нос к носу стояла Полина. От неожиданности Воронцов выронил коробку. Кружка «Ich liebe Deutschland» больно ударила его по ноге, коньяк разбился, и неприличная желтая дорожка потекла от его ног к ее ногам.

— Митька, прости, я не хотела тебя напугать. Больно? — она подняла кружку и протянула ему.

Воронцов помотал головой. Господи! Как же ему все это время ее не хватало! И никогда она еще не казалась ему такой красивой. Серьезные серые глазищи, едва заметные ямочки на раскрасневшихся на ветру щеках, волосы, небрежно заправленные за ухо. Он вдруг взял ее за руку, с силой притянул к себе и поцеловал. Он ждал, что Полина оттолкнет его, но она и не подумала вырываться. Ее губы неожиданно жадно и бессовестно откликнулись на этот поцелуй. Она обнимала его настолько крепко, что захватывало дух. В голове зашумело так сильно, что Воронцов в какой-то миг испугался, что может постыдно грохнуться в обморок, как трепетные барышни из романов английских писателей позапрошлого века. Почему-то падать в обморок тогда считалось признаком утонченности и чувственности. Он знал, что Полина обожала такие сладкие сказки, а он всегда подтрунивал над ней.

Мимо проходили люди, на площадке перед домом играли в догонялки дети, за домом бодро и весело шумело шоссе. Но для Митьки время остановилось. Он не слышал ничего, кроме частого и жаркого, как знойный сухой ветер самум, дыхания Полины. Губы ее пахли коньяком и весной. Сколько они простояли так? Минуту? Две? А может целую вечность?

— Митька! — вдруг услышал он сквозь вату. — Митька, почему ты пропал?!

Он с трудом открыл глаза. Ее маленькие кулачки ударили его в грудь, а в голосе послышалось такое отчаяние, что ему стало страшно.

— Я не пропал, — глупо отозвался он, хлопая белесыми ресницами и прогоняя радужные пятна. — Я здесь.

— Ты дурак, Воронцов! Неужели ты не понимаешь, что я не могу без тебя. Просто не могу и все.

— И я. Я тоже не могу. Я люблю тебя. Люблю уже давно. Почти всю свою жизнь, — с раздражением, будто сердясь на самого себя за это признание, проговорил он и обхватил ее голову руками.

— Что нам теперь делать?! Господи, я всего за пару дней наворочала столько глупостей! А все из-за тебя.

— Из-за меня?!

Полина на секунду замялась и отвела глаза.

— Я видела тебя. Ты был в супермаркете с девушкой. А потом слышала ваш разговор на лестнице, когда она уговаривала тебя поменять квартиру. Ты что, женишься, Воронцов? Отвечай немедленно! — требовательно проговорила Полина.

Митька изумленно уставился на нее своими круглыми глазами с белесыми ресницами и вдруг захохотал.

— Ты что, Колобок, следила за мной, что ли?

Она испуганно затрясла головой все еще зажатой его ладонями.

— Нет, конечно! Просто так получилось! Я мусор ходила выносить, а лифт не работал…

Она еще что-то говорила, но Митька ничего не слышал. Он все хохотал, громко, от души. От облегчения и от счастья. Безбрежного, необъятного, пьянящего, как коньяк, которым наверное уже намертво пропитались его ботинки, счастья. Она ревнует его. Ревнует до такой степени, что даже следила за ним. Он ей нужен. Он, неуклюжий, длинный, белобрысый Митька Воронцов, а вовсе не «принц», обливающийся настоящими «мужскими» ароматами, которые безошибочно сигнализируют о том, что только тот, кто ими пользуется «состоявшийся и знающий цену своей индивидуальности и статусу!».

— Полинка! — он подхватил ее на руки. — Я больше никогда и никому тебя не отдам.

VI

Елена лежала на своей кровати, подсунув подушку под спину. Ее новая соседка, нарочито громко стучала спицами и считала вслух петли. Тетушка попалась на редкость разговорчивая и общительная, но Елене сейчас было не до пустой болтовни, ей необходимо было серьезно подумать и решить, что же делать дальше.

После сегодняшнего разговора с Полиной она не находила себе места. И зачем Колобова вообще связалась с этим Кравцовым?! А ведь она с самого начала была против их отношений и не раз предупреждала Колобову о том, что характер его и поведение, мягко говоря, не идеальны. И что еще за дурацкая идея подписать какой-то там договор? Тут вообще все непонятно. С одной стороны, Полина права — у нее брать нечего, и со стороны Дениса этот шаг действительно выглядит благородно, но с другой — Кравцов и благородство, два понятия несовместимые. С чего бы он так резко переменился? Ведь еще неделю назад он и слышать не хотел о Полине. В искренность его чувств Елена не верила ни секунды. Значит, он преследует какую-то свою цель. Но какую? Хочет прибрать к рукам квартиру? Может быть, но можно было поступить гораздо проще — настоять на том, чтобы после свадьбы Колобова прописала его к себе. Полина точно бы не отказала. Зачем придумывать этот странный контракт?!

И еще. У нее не было ни единого доказательства, но была твердая уверенность в том, что угрозы, полученные Полиной, покушение, в результате которого пострадала она, Елена, убийство неизвестной женщины, и эта странная свадьба, с которой почему-то так торопится Кравцов, — все это элементы одной и той же смертельно опасной игры. Но кто именно затеял ее, что в ней за правила и как между собой связаны все эти события, пока совсем не ясно. И уж совершенно непонятно, какое отношение к ее подруге имеет опустившийся наркоман Сысоев. Слишком много вопросов и ни одного ответа.