Если бы только она могла сама что-то предпринять, то непременно бы устроила слежку за Кравцовым и попыталась бы что-нибудь выяснить. Правда сегодня врач сказал, что в скором времени отпустит Елену домой, так как состояние ее стабильно и не внушает никаких опасений. Однако, она в любом случае еще не в той форме, чтобы играть в шпионов. Единственное, что она может предпринять, — и это надо сделать обязательно, — сообщить Королеву об этой странной бумаге, которую подписала ее непутевая подруга.
Телефон, до сих пор мирно дремавший на тумбочке тихо зажужжал, прервав ее мысли.
— Алло!
— Привет, Куприянова! Узнала? — услышала она знакомый голос.
— Привет. Конечно, узнала. Так что не обольщайся, Сабурова, богатой тебе не быть, — отозвалась Елена, пытаясь скрыть разочарование. Она почему-то была убеждена, что звонит Королев.
— Ну, как ты там? Я когда узнала, просто обалдела. Что врачи-то говорят?
— Да ничего, уже все в порядке. Заштопали, прокапали. Скоро выписывают. Ну а ты как? На работу устроилась?
— В процессе. Слушай, Лен, я тут нашу Колобову видела. Выглядит она просто из рук вон плохо. Бледная и такие синячищи под глазами — жуть. Когда сегодня утром случайно встретились, она мне пожаловалась, что у нее в последнее время сердце щемит, давление скачет. Ты бы ее в свою клинику устроила. Пусть ее обследуют там, а то и до беды не далеко.
— Очень интересно, — протянула Елена, — Она только что у меня была и ни слова не сказала об этом.
— А чему ты удивляешься, Лен? — усмехнулась Сабурова, — Понятное дело, что Полька боится тебе говорить, не хочет волновать. Только мне показалось, что дело достаточно серьезное. Ты только Колобку не говори, что я ее тебе сдала, ладно?
— Ладно, Оль, спасибо, что сказала. Буду иметь в виду.
— Ну, давай, Куприянова, поправляйся! И хотя ты в это и не веришь, но я тебя люблю! Целую!
— Пока, целую, — машинально попрощалась Елена.
Она нажала на «отбой» и задумчиво уставилась в окно, где на подоконнике в солнечных лучах пристроился круглый коричневый воробей. Зачем именно звонила Сабурова? Скорее всего, она действительно беспокоится о Полине, но почему так неспокойно на душе? Тревога, уже давно поселившаяся в сердце, теперь не была там робкой гостьей, она чувствовала себя полноправной хозяйкой, а внутренний голос теперь не шептал, а вопил вовсю: «Опасность совсем близко!»
Лена в отчаянии взмахнула рукой, и телефон проворно выскользнул на пол.
— Погоди, не вскакивай, я подам! — оживилась соседка, бросив недовязанный носок. — На, держи. Не разбился?
На протяжении всего разговора, она постоянно бросала на Елену косые любопытные взгляды, а сейчас, наконец, появился такой отличный повод для общения!
— Нет, — улыбнулась Елена. — Спасибо, Софья Афанасьевна.
— Ну и слава Богу! А то вот у меня внучок, Колька, в прошлом месяце такой дорогущий телефон расквасил! Помнишь, какая скользота-то была? Беда! Шел из школы, да и навернулся на ровном месте. Хорошо, что ноги-руки не переломал. А вот телефон — вдребезги к едрене фене. Говорила я дочке с зятем — не покупайте вы мальцу ентот пятый Вайфон или как там его зовут-то? Все одно, или посеет, или украдут, или разобьет. Но что теперь для них, молодых, материнское слово-то? Пыль! Они и сами с усами, а вона сколько денег в трубу вылетело! — она покачала головой, взгромоздилась обратно на свою кровать и, ожидая продолжения интересного разговора, уставилась на Елену.
— Да-да, — рассеянно ответила та. — Вы простите меня, Софья Афанасьевна, но мне необходимо сейчас сделать один важный звонок.
Соседка громко и обиженно засопела своим большим приплюснутым носом и неохотно взялась за спицы.
Максим оказался вне зоны доступа. Лена оставила ему просьбу срочно перезвонить и, улыбнувшись через силу, сказала:
— Софья Афанасьевна, у меня есть очень вкусные яблоки и шоколадка. Хотите?
— Вот, это дело другое, девонька! А то лежим как в морге — ни слова, ни полслова! — обрадованно засуетилась она, выуживая с полки чашку, ложку и объемистый пакет. — А мне дочка сегодня пирог спекла с курагой. Сейчас мы с тобой чайку сообразим! Ты лежи, не вставай, а я мигом к кулеру сбегаю. У тебя твоя посуда, чай, в тумбочке? Щас достану.
— С удовольствием, Софья Афанасьевна. Спасибо.
Елена откинулась на подушку и прикрыла глаза.
Полина вошла в квартиру, кинула сумку в угол и, распахнув пальто, присела на пуфике, стоящем рядом с вешалкой.
Господи! Неужели это все происходит именно с ней?! Кажется, что судьба, до сих пор такая серая, безликая и скупая на неожиданности и сюрпризы вдруг очнулась ото сна и решила показать Полине, что такое настоящая жизнь. От этого сумасшедшего водоворота событий голова шла кругом.
В детстве она очень любила кататься на карусели. Соседские мальчишки разгоняли деревянный скрипучий круг, стоявший во дворе рядом с качелями, а маленькая Полина, вцепившись в кривые поручни, зажмуривалась и визжала от восторга и страха. Накружившись вдоволь, Полина подолгу не могла прийти в себя: земля смешивалась с небом, и вместо облаков в вышине плыли тополя, трепеща на ветру своими клейкими пахучими листьями и цепляясь за солнце длинными белесыми ветками. Ноги становились ватными, тяжелыми и непослушными, так что приходилось присаживаться на лавочку и ловить воздух широко открытым ртом.
Вот и сейчас у нее было такое чувство, что кто-то невидимый изо всех сил раскрутил карусель, с которой невозможно ни сойти, ни спрыгнуть. Все перемешалось: любовь и разочарование, страх и ревность, тревога и боль, надежда и отчаяние…