Тени исчезают в прошлом (СИ) - Страница 76

Но это была чужая женщина. И ее не было жалко… Что ж, тем лучше.

— Ты что, Денис? Ты хорошо себя чувствуешь? — она пристально взглянула на него, и от этого взгляда ему стало не по себе.

— Ты сегодня хорошо выглядишь, — проговорил он через силу.

Она улыбнулась. И опять это была не привычная виноватая улыбка робкой забитой девочки, а улыбка женщины, знающей себе цену. И цена эта много выше той, что готов был платить Денис. А еще в этой вежливой, казенной улыбке было такое откровенное равнодушие, такое безразличие и холод, что ему стало не по себе.

— Спасибо. Ты садись, нам надо поговорить.

Он шагнул к ней и притянул к себе.

— Не надо, Денис, не надо больше обманывать ни меня, ни тем более себя, — она мягко, но решительно отстранилась от него, — Теперь я знаю, что такое любовь. И это не имеет ничего общего с тем, что было между нами. Мы оба ошибались. Пришла пора исправлять ошибки.

Медленно подойдя к окну, он распахнул створку настежь и, не спрашивая разрешения, закурил.

— И кто же тебе помог это понять? — с неприкрытым сарказмом спросил он. — Твоя недобитая подружка? Или ты завела себе любовника?

Полина звонко и от души рассмеялась.

— Любовник у меня только один. Это ты. А человек, которым ты так интересуешься, мой любимый, а не любовник. Это два совершенно разных понятия, Денис.

Вот значит как! Эта сучка променяла его на кого-то другого?! Он до последнего отказывался верить в реальность этого предположения. Двуличная тварь! И тут он вдруг почувствовал какой-то неконтролируемый приступ бешенства. Руки сами собой сжались в кулаки так, что ногти до боли впились в ладони, виски застучали, а горло перехватило, словно кто-то затянул на шее крепкую узкую удавку. Избегая взгляда этих ненавистных презрительных глаз, он несколько раз глубоко затянулся, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

— И кто он? — придушенным от ненависти голосом спросил он наконец.

— А разве это важно, Денис? Важно другое. Я хочу, чтобы ты просто исчез из моей жизни. Навсегда. Ты это умеешь, я знаю. И еще. Я хочу аннулировать наш договор. Теперь он не имеет никакого смысла. Мне от тебя ничего не нужно.

— Не думал, что ты способна на такое.

— На что именно?

— А ты не понимаешь?! — он взглянул в ее спокойное лицо, на котором играла едва заметная улыбка. — Ты меня предала! Ты крутила за моей спиной с другим, а мне говорила, что любишь. Знаешь, как это называется? Это мерзость и подлость, Полина.

Она медленно покачала головой.

— Нет, Денис, я так не считаю. Наоборот, я хочу быть до конца честной с тобой. И не я виновата в том, что все получилось так внезапно. Кроме того, я хочу задать тебе встречный вопрос: ты уверен в том, что любишь меня? Помнится, еще совсем недавно ты в очередной раз хлопнул дверью и ушел. Если ты вдруг забыл, то я тебе напомню. Это повторялось ни раз, и ни два, а много больше. Прости, Денис, но я тебе больше не верю. Мне кажется, что ты ведешь какую-то свою игру. Что это за игра, я не знаю, да и знать не хочу. Но отныне я отказываюсь в ней участвовать.

Голос ее был жестким и непримиримым, слова падали гулко и веско, словно мелкие, но колючие и холодные градинки. Еще чуть-чуть, и она просто выставит его за дверь. И что тогда?! Надо это исправлять, пока не стало слишком поздно. Он медленно подошел к ней и положил ладонь ей на плечо.

— Наверное, ты права, милая. Ты, как и я, имеешь право на ошибку. И ты не виновата в том, что я до сих пор люблю тебя. В конце концов я действительно виноват перед тобой, и если ты хочешь, чтобы я исчез, я готов к этому, хотя мне очень больно. Я хочу, чтобы ты знала — мне важно, чтобы ты была счастлива, пусть даже и не со мной, — он ласково поцеловал ее в щеку. — Но если я правильно тебя понимаю, это наш с тобой последний вечер. Прошу тебя, давай проведем его вместе.

— Что ты имеешь в виду, Денис?

— Ничего особенного, — он обезоруживающе улыбнулся и поднял руки вверх, — Просто попьем кофе, поболтаем. Обещаю, через пару часов я уйду. Пожалуйста, не отказывай мне в такой мелочи!

— Конечно, Денис! Я готова остаться твоим другом, если ты этого хочешь.

Он плотно сжал губы и с силой выдохнул:

— Нет, Поля. Я не смогу быть просто твоим другом. Мне нужно больше. Поэтому, сегодня наш последний вечер. Знаешь, хватит о грустном! Кофе уже совсем остыл. Можешь сварить новый?

— Конечно! — она тут же с готовностью отвернулась к плите, а его рука решительно опустилась во внутренний карман пиджака и через мгновенье маленький стеклянный пузырек, наполненный Смертью, заплакал над полупустым графином с водой: он знал — Полина обязательно разбавит свой горячий кофе.

VIII

Ромка Егоров уже третий час ошивался в этом кафе, в Измайлово. Заведение «У Ахмета» было так себе — пластиковые столики на шатких ножках, небрежно вытертые вонючими склизкими тряпками, крошки на полу, сомнительные запахи и снующий за стойкой молодой небритый кавказец — наверное, тот самый Ахмет — с поразительной ловкостью отрезающий куски от беспрерывно крутящегося на вертикальной палке огромного шматка мяса. Несмотря на все вышеперечисленное, клиентов было немало. В основном заказывали на вынос шаурму или чебуреки, которые продавец выуживал из стоящей рядом кастрюли с кипящим маслом. Некоторые завсегдатаи просили пиво, подаваемое здесь в широких пластиковых стаканах. Контингент был соответствующий: подростки, в одинаковых коротких куртках и спущенных джинсах, гости столицы, из тех, кому явно не по карману были более приличные места, а так же местные алкоголики, которые трясущимися руками отсчитывали мятые купюры и гремели мелочью. Последние брали «сто грамм» или дешевое красное вино. Продавец быстро пересчитывал деньги, разливал горячительное и теми же руками продолжал невозмутимо резать мясо, заворачивая его в лаваш. От всей этой картины Ромку периодически мутило и он выходил на улицу подышать и покурить. Однако под вечер значительно похолодало. Пронизывающий ветер тут же забирался под куртку и заставлял-таки возвращаться «к Ахмету». Тем более что вид отсюда открывался прекрасный. Нужный подъезд был ярко освещен большим ярко-желтым фонарем. Хозяин кафе не обращал на него никакого внимания, просто молча и равнодушно наливал чай в белый мягкий стаканчик, когда Ромка в очередной раз подходил к стойке.