Тени исчезают в прошлом (СИ) - Страница 77

* * *

Вчера вечером по наводке Королева он вышел на нужного человека. Петюня Косой был одним из тех, кто знал всех, ну или почти всех московских наркоманов. Нет, конечно, не тех, кто ворочает крупным наркобизнесом. Отнюдь. В сферу его интересов попадали лишь самые никчемные и пропащие торчки. Им-то он и толкал свой сомнительный товар. Это был маленький плюгавенький человечек с изрытым безобразными оспинами лицом, костлявыми руками и длинными сальными волосами, которые он собирал на затылке в жиденький хвостик. Именно к нему и пришел Егоров. Как оказалось, не зря. Прижатый к стенке, Петя сознался, что знает Сысоева.

— Слышь, начальник, а он чо, правда грохнул кого-то?

— С чего ты взял, Петюня? — наивно поинтересовался Егоров.

— Да, так, — уклончиво ответил тот и воровато покосился куда-то в угол. Именно за этот характерный взгляд он и получил свою кличку.

— Слушай, Петя, ты со мной шутки не шути. Знаешь, ведь, майор этого не любит. Говори, что знаешь.

— Да ничего я не знаю толком, — визгливым бабьим голосом запричитал Петюня. — Просто он пару дней назад взял большую партию. Он уже давно так не шиковал. Денег совсем не было. Все побирался, в долг просил. А тут вдруг такое богатство. Причем все купюры ровненькие такие, чистенькие. Вот я и спросил, ну, в шутку, что, мол, Тема, банк что ли взял? А он мне — дело одно сделал. И по шее себе провел, вот так, — и Петюня выразительно прошелся по горлу пальцем с обкусанным до мяса ногтем.

— И что дальше?

— А ничего. Взял товар и смылся. А мне что, больше всех надо, что ли? Главное бабки он отдал честно, без фуфла.

— Ну и где живет этот Сысоев?

Петюня снова скосил глаза и пожал плечами.

— Ладно, вижу, разговора у нас с тобой не получается. Что ж, будем беседовать в другом месте, — и Ромка вытащил телефон.

— Да за что?!

— Ты же знаешь, Королев найдет за что. У него на тебя уже столько всего, что ни один адвокат тебе не поможет! Гнить тебе, Петя, на зоне. Ну а там, если узнают, что ты стучал, как дятел, тебе долго не протянуть, тебя свои же на куски порвут, — миролюбиво пропел Егоров и с удовлетворением заметил, как в бесцветных глазах его собеседника заплескалась паника, а на тощей шее нервно дернулся огромный кадык.

— Че ты так сразу-то, начальник! Я знаю только один адрес, где он бывает. Там его баба живет.

— Что за баба?

— Зовут Тонька. Тоже торчит.

— Говори!

* * *

…И вот уже который час Егоров наблюдал на нужным ему подъездом, который так хорошо просматривался из окон кафе. В квартире ему никто не открыл, но соседка сообщила, что Тонька, шалава беспутная, еще утром куда-то смоталась. Опознала она также и Сысоева, сказала, что тот часто приходит к Тоньке, чаще один, а иногда и с дружками.

Егоров выбросил пустой стаканчик в пузатый бак для отходов и вышел на улицу. Стоя под хлипким козырьком и прячась от ветра, он с трудом прикурил и набрал нужный номер.

— Емельяненко.

— Привет. Это я. Жду клиента.

— Ясно. Ты, Рома, только не геройствуй. Как только появится, вызывай группу. Это тебе не в казаки-разбойники играть. Дело серьезное.

— Понял. Отбой.

Ромка аккуратно затушил бычок о край урны и вошел внутрь. Взяв седьмой по счету чай, он снова пристроился за столиком. Может показаться, что он тяготился ожиданием, но это не так.

Сколько Егоров себя помнил, он всегда хотел стать настоящим сыщиком. В детстве он до дыр зачитал все имеющиеся в доме детективы. Сразу после школы поступил в школу милиции, а по окончании пахал «на земле». По счастливой случайности, несколько лет назад он работал по делу с Королевым и Березиным, которые и перетащили его к себе в отдел. Егоров боготворил своих непосредственных начальников и даже старался копировать их манеры. Больше всего на свете он хотел стать настоящим профессионалом. Для этого он готов был гореть на работе сутками. Тем более, что личной жизни у него пока не было. Не то, чтобы он был равнодушен к девушкам. Вовсе нет. Напротив, они нравились ему все, ну или почти все. И как тут выбрать одну? Мама только посмеивалась над ним:

— Вот останешься бобылем. Будем с тобой вдвоем век коротать.

— А чем плохо-то, мамуль? Меня лично все устроит! — отшучивался Ромка.

Егоров потер слезящиеся от напряжения глаза, отхлебнул чай, отдающий пропаренным веником, и опять стал следить за подъездом.

* * *

За окнами сгущались последние торопливые мартовские сумерки. Завтра уже апрель. Небо с каждой минутой теряло краски, блекло и из бледно-розового превращалось в грязно-серое. Под вечер стало значительно прохладнее, а ветер тащил на себе из-за горизонта тяжелую, толстую, как бегемот, низкую тучу. Будет дождь, а может, и снег. Вовка вытащил из кармана телефон и с тоской посмотрел на экран. Катька уже пару раз звонила, просила приехать пораньше. Сегодня пятница; к ужину обещались теща с тестем. Наверняка, будут Вовкины любимые домашние пельмени со сметаной — Катька уже утром замесила тесто и приготовила фарш, хрустящие маринованные огурчики из трехлитровой банки — тещино произведение, а тесть непременно сунет в морозилку бутылочку водочки, чтобы перед ужином — по рюмочке, «для аппетиту»! Больше всего на свете Вовка Емельяненко любил такие ленивые семейные посиделки, когда на кухне пыхтит чайник, а на крахмальной скатерти золотятся свежие пирожки; когда ведутся разговоры ни о чем, под которые так славно дремлется, прижавшись к мягкому теплому плечу жены, а в углу мирно, убаюкивающе бормочет телевизор. И когда гости, наконец, уедут, он возьмет Катерину за руку и потянет за собой в спальню. И она будет отзываться на его ласки и поцелуи так же жарко, как и в первый раз…